Рукою Пушкина. Несобранные и неопубликованные тексты. — 1935.
Выписки из книг, журналов и газет, копии произведений, цитаты.
53.
Mon frère avoit sous ses ordres le département du comerce et des douanes. Je voyois chez lui un jeune homme Mr Raditchef qui avoit fait ses études à Leipzig, et pour lequel il avoit beaucoup d’amitié. L’on me montra un jour à l’Academie Russe, comme une preuve que nous avions beaucoup d’écrivains qui ne savoient pas leur langue, une brochure qu’avoit écrit et fait imprimer ce même Radichtchef. C’étoit la vie et l’éloge d’un de ses compagnons d’étude de Leipzig, un certain Ouchakof. Je le dis le soir même à mon frère qui envoya d’abord chez un libraire chercher cette brochure, et je lui remarquai que son protégé avoit une démangeaison d’écrire sans que son style et ses idées soient bien digerées, et qu’il y a même des pensées ou expressions qui dans le tems où nous vivions étoient dangereuses. Quelques jours après mon frère me dit que j’avois jugé trop severement le petit ouvrage de Radischtchef qu’il l’avoit lu et que l’on pourroit en dire qu’il est menteur, puisque cet Ouchakof n’avoit jamais fait ni dit rien de remarquable: et puis c’est tout. Il se peut, je dis, qu’il y ait de la séverité dans le jugement que j’en ai porté. Mais comme il s’interessoit à l’auteur, je crus de mon devoir de l’avertir de ce que je croyois avoir vu dans cette sotte petite brochure; que quand un homme n’a éxisté que pour dormir, boire et manger, il ne sauroit trouver des panégéristes, sinon dans quelques uns qui étoient attaqués de la folie de s’imprimer tout vifs et que cette démangeaison d’auteur, pouvoit porter son protégé à écrire à l’avenir quelque chose de plus reprehensible encore. Effectivement, l’été suivant j’étois par congé à troitskoe quand je reçus une lettre de mon frère, par laquelle il m’annonça qu’il est dans le plus grand chagrin, que ma prophetie au sujet de Радищевъ était accomplie, qu’il avoit publié un ouvrage qu’il est faché d’avouer que l’on pourroit nommer le tocsin, qu’il a été dénoncé et qu’il vient d’être relegué en Sibérie. Loin d’être flatté de la vérité (que cette catastrophe prouvoit) de ma conclusion; je m’attristoi sur le sort de Radischtschef et surtout sur le chagrin que je savois que mon frère ne dissiperoit pas de sitôt. Je prévis même que le favori qui n’étoit pas l’ami du comte Alexandre tacheroit de jetter sur lui quelque blâme à ce sujet. Effectivement il l’essaya et sous un autre souverain que la Grande Catherine il auroit réussi à lui faire du tort, mais cela ne fit pas impression sur elle. Mon frère cependant en ressentit quelques dégouts, qui joints aux intrigues du procureur Général, le mirent de mauvaise humeur. Sur quoi mon frère demanda un congé d’un an, prétextant une mauvaise santé, qui demandoit du repos et l’air de la campagne. Je me voyois à Petersbourg seule, dans ce cercle qui me devint encore plus odieux; mais j’esperois toujours qu’après le terme mentionné il retourneroit. Avant le terme de son congé il demanda sa demission et l’obtint. Ce fut l’année 1794 qu’il finit la carriere de ses services utiles à la patrie et honorables pour lui-même.
(Изъ записокъ Княгини Дашковой (Mon histoire), часть II).
Перевод:
Мой брат имел под своим началом коммерц-коллегию и таможни. Я встречала у него одного молодого человека, г. Радищева, который получил образование в Лейпциге и к которому брат был очень привязан. Однажды в Российской академии, в доказательство того, что у нас много писателей, не знающих родного языка, мне показали брошюру, которую написал и издал этот самый Радищев. Это было жизнеописание одного из его товарищей по учению в Лейпциге, некоего Ушакова, и похвальное слово ему. Я об этом в тот же вечер сказала брату, который начал с того, что послал к книгопродавцу за этой брошюрой. Я заметила ему, что его протеже страдает зудом писать, несмотря на то, что ни его стиль, ни его мысли не переварены как следует, и что у него встречаются даже мысли или выражения, опасные по нашему времени. Несколько дней спустя мой брат сказал мне, что я слишком строго осудила маленькое произведение Радищева, что он прочитал его и что о нем можно было бы сказать, что оно лживо, ибо этот Ушаков никогда не сделал и не написал ничего замечательного, и вот и всё. Возможно, сказала я, что слишком много строгости в вынесенном мной суждении. Но, так как брат интересовался автором, я сочла своим долгом предупредить его о том, что, казалось мне, я усмотрела в этой глупой маленькой брошюре: что, когда человек существовал лишь для того, чтобы спать, пить и есть, он не мог бы найти панегиристов, разве что в лице некоторых, охваченных безумием печататься при жизни, и что этот писательский зуд может привести его протеже к тому, что он напишет в будущем что-нибудь еще более предосудительное. Действительно, следующее лето я была в отпуску в Троицком, когда получила письмо от брата, в котором он меня извещал, что находится в величайшем огорчении, что мое пророчество по отношению к Радищеву сбылось, что он издал работу, которую, как брат с досадой должен признать, можно было бы назвать набатом, что на него донесли и что он только что сослан в Сибирь. Далекая от того, чтобы быть польщенной правотой моих выводов (доказанной этой катастрофой), я опечалилась судьбой Радищева, и в особенности огорчением моего брата, которое, я знала, не так скоро рассеется. Я предвидела даже, что фаворит, который не был другом графа Александра, попытается набросить на него тень по этому поводу. Действительно, он пробовал это сделать, и при ином государе, а не при великой Екатерине, он бы успел повредить ему, но на нее это не произвело впечатления. Мой брат, однако, почувствовал некоторое отвращение, которое так же, как интриги генерал-прокурора, привело его в плохое настроение. Вследствие этого мой брат испросил годовой отпуск под предлогом расстроенного здоровья, требующего отдыха и деревенского воздуха. Я оказалась в Петербурге одна в этом обществе, которое стало мне еще более ненавистным; но я всё надеялась, что после упомянутого срока он <брат> вернется. До срока своего отпуска он подал в отставку и получил ее. В 1794 году окончил он свою деятельность, полную заслуг, полезных для его родины и почетных для него самого.
Примечания
Выписка находится на лл. 31, 32 и 771 тетради № 2386 В, сшитой жандармами из отдельных листов.
Якушкин в Я XII, 539 только упомянул об этой выписке, печатаемой нами впервые.
Записки кн. Е. Р. Дашковой, рожд. гр. Воронцовой, имелись в двух рукописях руки приятельницы Дашковой, англичанки Вильмот, по мужу Бредфорд. Одна рукопись была увезена Вильмот-Бредфорд в Англию, где и издана в 1840 г. на английском языке: «Memoirs of the princess Daschkaw, London 1840» (см. кн. А. Б. Лобанов-Ростовский «Еще о записках кн. Дашковой (Рукопись, сохранившаяся в Англии)» — РА 1881, I (2), 366—369), Другая рукопись после смерти Дашковой, в 1810 г., была найдена в ее бумагах и взята Ю. А. Нелединским-Мелецким, державшим рукопись у себя два года. В 1812 г. рукопись поступила в архив кн. М. С. Воронцова (М. Шугуров, «Мисс Вильмот и княгиня Дашкова» — РА 1880, III (1), 196), где и пролежала до 1881 г., когда была издана П. И. Бартеневым в XXI томе «Архива кн. Воронцова».
В 1859 г. записки Дашковой были изданы Герценом в Лондоне на французском и русском языках (в двух отдельных книгах). Во время нахождения рукописи у Нелединского-Мелецкого с нее пошли списки. Один из них был у кн. П. А. Вяземского, что видно из его письма к И. И. Дмитриеву от 27 июля 1829 г., где читаем: «Позвольте мне, следуя вашему примеру, задрать вас допросом: не у вас ли Записки кн. Дашковой? Если они у вас, то прошу оставить их у себя до моего приезда. Не находя их в своих книгах, я что-то стосковался о них. Боюсь, не пропали ли» (РА 1866, стб. 1721).
Вероятно, с экземпляра, принадлежавшего Вяземскому, и сделал выписку Пушкин. Было это, надо думать, в 1836 г., когда поэт работал над своей статьей о Радищеве.
Мой брат — гр. Александр Романович Воронцов (1741—1805), президент коммерц-коллегии в 1773—1794 гг. и государственный канцлер в 1802—1804 гг. Яркий представитель либеральных магнатов, англоман Воронцов покровительствовал Радищеву (см. статью В. П. Семенникова «Радищев и гр. А. Р. Воронцов» в его книге «Радищев. Очерки и исследования», 1923).
Брошюра Радищева — вышедшее в свет в 1789 г. «Житие Федора Васильевича Ушакова, с приобщением некоторых его сочинений».
Троицкое — подмосковная (близ Серпухова) кн. Е. Р. Дашковой.
«Путешествие из Петербурга в Москву» Радищева вышло в свет в июне 1790 г. 27 июня состоялся приказ об аресте Радищева, 30 июня он был заключен в Петропавловскую крепость, 24 июля приговорен к смертной казни, замененной 4 октября лишением прав и ссылкой на десять лет в Сибирь.
Фаворит — кн. Платон Александрович Зубов (1767—1822).
Пушкин интересовался кн. Е. Р. Дашковой как крупной фигурой XVIII века и безотносительно к Радищеву. Об этом свидетельствует и запись, напечатанная на стр. 332, и тот факт, что в имеющемся в библиотеке Пушкина третьем томе собрания сочинений Дидро издания 1821 г. поэтом отчеркнут ряд мест в статье о Дашковой (см. ПС IX—X, № 881, стр. 225).